Holly, 36 - 11 октября 2011 18:16

[I]*да он огроооомный. но поверьте, он стоит того, чтобы его прочесть. голову даю на отсечение, если я хоть что-то понимаю в жизни, -- вы найдете в нем себя [/I]

[B]КОГДА ОН УХОДИТ....Отрывок из книги Сергея Минаева

Когда он уходит, ты сходишь с ума. От горя, от ревности, от обиды. Он, такой нежный, такой трогательный, такой любящий — он просто не мог этого сделать. Сначала ты просто не понимаешь, что произошло, — обзваниваешь его друзей, знакомых, случайных знакомых, опрашиваешь подруг, думая, что с ним что-то случилось. Но те лишь разводят руками или мычат, что недавно видели его, но «не очень уверены, когда точно». Ты начинаешь думать о самом страшном: его сбила машина, у него серьезные неприятности, он попал в больницу, он… Любящее существо слепо. Нас бросают, нас втаптывают в землю, а мы ничего не видим. Верим, любим, надеемся. Понимание приходит позднее. Недели через две. Он ушел. Бросил. Предал. Убежал. Его больше нет рядом.

Боль постепенно сменяется чувством потери. Сначала ты перечитываешь все его эсэмэски, письма, перебираешь все фотографии, где вы вместе, долго вертишь их в руках, вспоминая обстоятельства, при которых они сделаны. На этой он стоит с букетом тюльпанов, сорванных в три часа ночи с городской клумбы, на другой вы сидите рядом на дне рождения Наташки, и все твои подруги рассматривают его с неподдельной завистью, на третьей (снимал Он), ты стоишь на палубе прогулочного теплохода с развевающимися волосами и солнечными зайчиками в уголках темных очков — после того как он щелкнул фотоаппаратом, вы долго пили красное вино, мечтали о детях и приняли решение позвать на свадьбу только шестерых самых близких друзей («ненавижу толпу родственников и приятелей, сидящую за столом буквой «Т» — сказал Он). Ты рыдаешь над этими снимками, выкуривая по три пачки сигарет в день, бегаешь к каждому телефонному звонку, чувствуя, что сердце стучит где-то в области диафрагмы, просыпаешься ночами оттого, что тебе слышится, будто пришла эсэмэска, сводишь разговоры с подругами к обсуждению своих переживаний. Нет, тебе не нужно их сочувствие, утешение, советы и обнадеживающие слова о том, что все проходит. Все, что тебе нужно — это упоминание его имени, рассказы о том, что его где-то видели в одиночестве. В общем, пускай они говорят что угодно, лишь бы о нем…

Потом ты начинаешь ощущать потерю физически. У тебя скачет давление, постоянно слезятся глаза, тебя преследуют головные боли, чередующиеся с бессонницей. Любые, даже самые пошлые песни, в которых упоминается измена, расставание или смерть, заставляют тебя плакать. Ты доходишь до того, что, услышав топорную рифму «знаешь ли ты, вдоль ночных дорог, шла босиком, не жалея ног» говоришь себе «это про нас». Земфира, МакSим, Shinead O'Connor, Cardigans, Bryan Ferry — теперь твои любимые исполнители. Не говоря уже о George Michael. Внезапно расплакаться у маникюрши теперь для тебя обычное дело. А сколько мелодрам ты пересмотрела, предаваясь фантазиям о том, как он внезапно поймет, что ему нужна только ты, и захочет вернуться… Но разум знает: не захочет. Невозможно пробить стену равнодушия. Он не вернется. Со временем все чаще в голове пульсирует: он не вернется. И все реже: а вдруг… В конце месяца ты решаешься. Убираешь эмоции, перестаешь надеяться, включаешь логику и отключаешь телефон. Тяжело. Дико тяжело. Особенно по ночам. Ты разучилась спать одна. «Донармил», «Ксанакс» и «Персен» становятся постоянными спутниками зарядки для телефона на твоей тумбочке (ты заряжаешь телефон везде, где есть розетка, понимая, что, если батарея внезапно сядет, сойдешь с ума. Телефон теперь всюду с тобой — на переговорах, в солярии, в туалете, в… нет, в бассейн ты больше не ходишь по той же причине). Ты пробуешь пить, но не помогает. Не то чтобы тебя смущала утренняя помятость лица (учитывая ежедневно опухающие от слез глаза, это не проблема), просто тебя даже алкоголь не берет. В какой-то момент тебе приходит мысль о наркотиках, но все-таки ты родилась в приличной семье, где мама, женщина с твердым характером, внушала тебе, что все, что ты делаешь, ты делаешь для будущих детей. Господи, как же ты хотела от него ребенка!…

Ты снова рыдаешь над вашими снимками, потом рвешь самые трогательные из них и выбрасываешь в помойку. Выкурив пачку сигарет, вновь заливаешься слезами, перетряхиваешь помойное ведро и неумело склеиваешь скотчем обрывки фотографий, потому что все еще надеешься. Тебе бы самое время сейчас умереть, но даже этого ты не можешь себе позволить. И дело тут не в мучительном выборе между горстью снотворного, выхлопными газами или вскрытыми венами. Ты все еще надеешься, что именно в этот момент он позвонит в дверь (по телефону, выйдет в ICQ, пришлет эсэмэску или письмо), а ты уже не сможешь ответить…

Ты живешь непрерывным ожиданием. Потому что тот, с кем тебе было так хорошо, не может не вернуться. Ведь так, как он любил тебя, он больше никого не полюбит. Не сможет, не выйдет, не хватит сил. Просто он этого еще не понимает. Ему нужно еще совсем чуть-чуть времени на то, чтобы вспомнить тебя. Развернуть машину, выбежать из дома, сорваться с вечеринки, убежать от друзей и… вернуться…

Он же знает, что ты его ждешь… вчера, сегодня, завтра, всегда, всю жизнь. Честно говоря, ты больше ничем и не занимаешься. Дома, на улице, на работе, на переговорах, в машине, в гостях… ты ждешь… В это время моим любимым видео стала песня грузинского певца Дато, где по стеклу рисуют песком. Интересно, он его видел? Сцена, над которой я каждый раз рыдаю — это та, где человек сидит под деревом и смотрит на лебедя. Впрочем, теперь я рыдаю над каждой подобной сценой да и без сцен тоже…

• 
• 
•