ХВБ+ПВ, 57 - 28 августа 2014 09:29

Змей в конце августа начинал беспокоиться. Начинал ежиться по ночам, принюхиваться к утреннему свежему ветру и заводить разговоры с перелетными птицами. А уж на последней неделе всегда неожиданно срывался, не прощаясь даже с бабой-ягой и местными медведями, и летел в Украину. Там еще было тепло и уже были арбузы и дыни. Правда, приходилось много сил тратить на морок и представляться всем захожим добрым молодцем. Зато можно было танцевать гопака и играть на бандуре. Слуха, правду сказать, у Змея не было. Но был ражий голосина и залихватская манера бить всей пятерней по струнам. За синие пронзительные глаза, а еще пуще - за бычью шею и саженные плечи прощали гарные дивчины и парубки Змею петушиные ноты. Только какая-нибудь старуха останавливалась в саду с подолом, полным огурцов, и говорила:
- Вот ведь ревет, вражина! Точно хряк, когда его холостят.
Но Змей этих обидных слов не слышал, потому - разве услышишь что, когда глотка во всю ширь раззявлена? Но к середине октября его вновь охватывало беспокойство и, не дожидаясь затяжных дождей, подавался он снова в южную сторону и уж летел, не останавливаясь, до самого Египту, или каких еще магрибских стран, а то и в Индию.
Но все равно за те недолгие стремительно холодеющие ночи, что проводил он в августе в русской стороне, успевал Змей наполнится острой немолкнущей тоской, которая преследовала его и в вольных украинских степях, и у разлива Нила, и в джунглях, и стихала только следующей весной, едва замечал он своим острым глазам знакомый ельник, да частый березник, да рябинку с ольхой, да речку-невеличку, да покосившиеся избенки небогатой деревни.

• 
• 
•